Было ощущение присутствия грязи и сырости, бил озноб, тело увлажнилось от собственных испарений. В глазах стоял полумрак. Он ощутил себя лежащим в грязи, липкая влага струилась по всему телу, конечности не слушались, подходила тошнота, сковывающая весь разум. Руки пытались ухватить что-то светлое и теплое, но цеплялись только за зловонное пространство. Волосы шевелились внутри черепа и мешали поймать хоть какую-нибудь мысль. Слабо похожую на частичку разума. Извилины мечтали зацепиться за остаточные явления света. Тяжелый и кислый воздух, казалось, заполнял все пространство. Различались только костлявые фигуры деревьев, скидывающие с себя последние жухлые хлопья, которые грязью оседали в мутных лужах. - Но должно же это все когда-то кончиться! - подумал он, вспомнив ощущение включаемого света, заполняющего пустоту. И действительно, вскоре где-то в вдалеке, подобно медленно зажигающейся театральной люстре, нарисовались очертания нечетких силуэтов, выделяемых пурпурным рассветом. Плавно высыхала и отваливалась нависшая комьями невидимая грязь. Сырость испарялась от приятного тепла, проникающего во все клеточки обмякшего тела. Осушались болота, преобразуясь в мягкие и пестрые луга. Скелеты обрастали бутонами. Где-то вдалеке журчал ручей, к которому подходили напиться сытые животные.

Он просыпался с радостным ощущением того, что наконец-то закончился учебный год и наступает пора беззаботного времяпровождения. Через закрытые глаза проникал теплый и приветливый летний свет, наполняя всю душу неподдельной радостью, граничащей с детским счастьем. А апогеем этой эйфории служило чемоданное настроение. Пора было собирать вещи для поездки в пионерский лагерь. Мама уже напекла дорожные пирожки и мыла фрукты. Папа аккуратно укладывал в чемодан конверты, бумагу и карандаши. Вскоре они уже всей семьей ехали на сборочный пункт пионерского лагеря. Там творилось нечто, похожее одновременно на свадьбу, похороны, балаган и ярмарку. Кто-то мечтал поскорее отделаться от предков, раздраженно разговаривал с ними; другие делали вид, подражая первым, дабы показать себя на уровне; третьи же, наоборот, рьяно прилипали к материнской юбке, плакали и хныкали, пуская пузыри и слюни; четвертые натужно-вежливо прощались в предвкушении скорой, но не долгой разлуки. Причем с родительской стороны в процентном отношении наблюдалось то же самое. Но вот протрубил сигнальный горн, и дети с разностепенным рвением стали взбираться в автобусы. Подобно огромному змею, колонна «Икарусов» с включенными фарами, сопровождаемая правоохранительными «мигалками», наконец двинулась в долгожданный путь.

Рядом с ним сидел мальчик, из разряда, наверное, тех, кто хотел казаться «на уровне». Уныло посасывая помидор, вяло отвечая на расспросы, нехотя вступая в разговор, он притворно-романтически поглядывал в окно. Ехать было неимоверно скучно. Но настроение радостно подпрыгивало в груди и в других местах, а о том, чтобы сидеть, уйдя в себя, или тянуть соседа на болтовню, как упрямого ишака на морковку, не могло быть не то чтобы речи, а даже слова, всхлипа, полувздоха… Он обернулся назад и наткнулся на две пары глаз, вперившихся в него. И хотя эта сцена продолжалась несколько секунд, трудно было бы не обратить внимания на разительное отличие эмоционального выражения каждой пары. Одна из них просто сверлила многозначительными вопросами, начинающимися с частицы «ЧЁ» и завершающимися вопросительными знаками. В другой же, напротив, читалось лишь спасительно-умоляющее восклицание. Он в душе рассмеялся схожести возникших на сидениях ситуаций. - Привет! – дружественно и весело вылетело прямо из сердца. Девочки есть девочки. То ли это была врожденная скромность, то ли чувство такта, привитое родителями, но звукового ответа не последовало. Эмоции же говорили сами за себя: первая пара грязно-болотных глаз демонстративно отвернулась к окну, цокнув языком, скривив губу, хрюкносморщив нос, дернув хвостом темно-шатенистых волос; другая, обладательница нежно-голубоватых и искренне-чистых очей, потупив взгляд, еле заметно кивнула, не потревожив нежно-каштановую прическу… или заческу. Его совсем не смутило такое приветствие, даже, наверное, наоборот. - Девочки, мы с вами едем отдыхать, а не всю жизнь на кухне ругаться. Времени на это – всего смена. И чем быстрее мы познакомимся и найдем общий язык, тем веселей и приятней будет наше времяпровождение. Обстановка разрядилась. Он представился и представил соседа, хотя тот поначалу очень стеснялся. Вежливо попросил их о том же. Они последовали его примеру, хотя одна это сделала как бы нехотя. И разговор завязался. Впрочем, поначалу в основном между ним и блондинкой. Соседи еще некоторое время находились в стеснении, изредка намекая на свое присутствие. Но путь был долог, и они вскоре побороли свою скованность. Весело болтая, смеясь, рассказывая что-то смешное, преодолели они путь, и змей вполз на территорию лагеря.

Поначалу все шло как обычно: расселение по палатам; распаковывание чемоданов; ознакомление с местностью; обед; торжественная линейка; открытие лагеря; подъем флага… и прочая подобная чепуха, так необходимая предкомсомольским организациям, как будто и так не понятно, что отсчет времени смены уже начался. Однажды, во время, свободное от мероприятий, как-то: наименование отряда, заучивание и декламация хором девиза и речевки, распределение должностей (называемое выборами), хождение строем…, он стоял на веранде, непроизвольно слушая спиной удары шарика - пинг-понг - и увидел ее – нежно-голубоглазую. Она стояла с девчонками из отряда и о чем-то вяло беседовала с ними. Разговор завязался интересный - раскрой пионерской юбки на модный лад. Дико увлеченные своими заботами, они не заметили подошедшего, только испугавшись «мужского» голоса, услышали:

- Простите, а как добраться до ближайшего метро?

Пауза тянулась недолго:

- Дурак!.. Недоумок!...

Только она стояла, широко раскрыв глаза, и с улыбкой глядела на него.

- Не знаете, а я знаю, - уже обращаясь только к ней, - пойдем, покажу.

Она не сомневалась, она хотела пойти с ним, но в то же время ясно отдавала себе отчет в том, во что это выльется – ехидные глаза, шушуканье за спиной, нет прохода в палате от ухмылок и издевок, «жених и невеста», зубная паста по утрам, а того и гляди – «темная». Но что-то таинственное, интересное, а главное не скучное тянуло в его сторону. И чисто по-женски – где мне будет веселее - уже ни о чем не думая, положила свою ладошку в его протянутую руку. Тут, конечно, началось, но это уже не имело никакого значения. Выбор сделан.

Они шли по лагерю рядом и он, не переставая, нес всякую чушь о звездах, небесных скитаниях, о Млечном Пути - в общем, о погоде. Слава богу, она не задавала вопроса: «Ну, где же метро?» Потом они пошли в кинозал, и там показывали «Электроника». Казалось, она была увлечена фильмом, а он сидел и с горечью вспоминал «Фан-Фан Тюльпан», «Оцеола – вождь сименолов», «Фантомас»… Когда это ему окончательно надоело, он вывел ее из зала и стал говорить о капитане Немо, Наташе Ростовой, Шерлоке Холмсе, профессоре Преображенском, Доне Хуане… И она уже не смотрела ему в рот, широко распахнув свои искренне-чистые глазенки, она уже задавала вопросы и даже вставляла неглупые реплики в его обширный монолог.

Как-то они заглянули в изокружок и сели за карандаши и кисти.

- Чего нарисуем? - спросил он.

- Давай, ты нарисуешь старика и рыбку, а я – белочку с орешками.

- Хм. Так дело не пойдет. Давай лучше Статую Свободы и египетских сфинксов.

Они взяли большой лист бумаги и нарисовали – МЕСКАЛИТО.

Однажды они зашли в театральный кружок. Прочитав лекцию о театральном искусстве, преподаватель кружка – молоденькая студентка педВУЗа – заявила:

- Будем ставить отрывок из «Трех апельсинов". Распределяем роли…

- А давайте лучше отрывок из «Джизус Крайст - Супер Стар» или «Кэтс».

- А что это?- испуганно спросила псевдорежиссерша.

В общем, его попросили. Ушли они вместе.

А вечерами, перед, а позже, и после отбоя, она, затаив дыхание, слушала его рассказы о семи чудесах света, пирамидах ацтеков, о гибели «Титаника»… Как принято в пионерских лагерях, после отбоя старшие пионеры не спят, а развлекаются – кто как может. В этом и есть вся прелесть пионерского отдыха. Они встретились за корпусом, нашли дырку в заборе, известную всему лагерю, и под сияние луны пошли купаться на речку. Он шел молча, что-то обдумывая. Она же поначалу что-то говорила, говорила, потом примолкла, и они шли, взявшись за руки, в тишине. Вдруг она остановилась, прижалась к нему и поцеловала, как умела – по-пионерски, но нежно и искренно.

- Знаешь, о чем я думаю, - сказал он. – Я не сказал тебе важную вещь.

Повисла пауза. Она испугалась.

- Я… курю…

Она ошалела:

- Ты что говоришь…, ты понимаешь… здоровье…, а дети, - задыхалась она.

- Я все понимаю, но поверь, бросить уже не смогу. Подумай! До конца смены уже не много времени – ты будешь со мной …или нет? Это все, что я от тебя скрывал.

Конечно, никакого купания под луной не состоялось. Обратно они шли рядом, но не за руку. Он была убита, у него же камень с плеч упал на сердце.

Весь следующий день они не общались, боялись смотреть друг другу в глаза. Товарищи по отряду, давно привыкшие к неразлучному тандему, просто молча удивлялись и разводили руками. Никто не решался подойти к кому-нибудь из них. Весь отряд как бы ходил в трауре. Прошла ночь. Забрезжил рассвет, встало солнце, улыбнувшись всему лагерю. Прозвучал «подъем»… зарядка. И на глазах у всего отряда, с заплаканными глазами, не смыкавшимися всю ночь, она бросилась к нему. - Прости, что усомнилась, прости, что предала… Кури ради бога.. Кури на здоровье сколько хочешь… только будь со мной. Ты мой единственный…

Отряды построились напротив автобусов. По сигналу организованно заняли места. Колонна-змей двинулась в обратный путь.

Они сидели рядом на заднем сиденье. Им было не до веселья и отрядных песен. Молчали, обалдевшие от предстоящей разлуки. Она верила в будущее, она мужалась. А он знал, что живут они в разных районах…, школа, родители. Она же все еще маленькая девочка, школьница…

Вдруг вихрь начал постепенно крушить все вокруг. Солнце гасло, налетали тучи. Один порыв и все…Тишина… Грязно… Мокро…
И опять начались отходняки и ломки……

7.08.1998