Вечером субботнего дня Максим Витальевич собирал свой походный рюкзак, чтобы на завтра ни свет, ни заря воскресным утром первым транспортом выехать на дачу, пойти на ближайший пруд и наконец то предаться любимому занятию – поудить рыбку в тишине и покое, подальше от города. Но вечером того же дня вернуться к домашнему уютному очагу. Сам улов интересовал его постольку - поскольку, важен был сам процесс. Последнее время ему это выпадало крайне редко. Хотя дети уже давно достигли совершеннолетия , и, взмахнув окрепшими крылышками почти одновременно покинули родное гнездо, на работе его задействовали только в экстренных случаях, но неизменно и регулярно выплачивали жалованье. В доме ремонт не требовался и, вроде, свободного времени должно быть в разы больше, чем в былые времена. Ан нет! Какие-то новые мелкие и средние проблемы все равно возникали, и отчасти благодаря его по жизни активной и чрезмерно бойкой и в то же время горячо им любимой супруге Антонине Валентиновне. Вместе они прожили около четверти века, многое пережили, через многое прошли. Привыкли друг к другу, как сиамские близнецы. И про верность в их случае можно выразиться не иначе как незабвенной песней Е. Мартынова про лебедей.

…Максимка рос в семье один. То есть мама с папой, конечно, присутствовали, любили его и холили, баловали, и только изредко, в исключительных случаях, наказывали, если можно употребить это слово. Один раз поставили в угол, что кончилось дружным семейным смехом. Как-то лишили сладкого, но вечером папа принес свежайшие пирожные, и вето потерпело фиаско. А как-то, уже в старших классах, у Макса было запланировано свидание с девочкой, по слухам безотказной, у нее дома. Тогда-то все и должно было случиться, стоит подчеркнуть, в первый раз. Но из-за полученной накануне двойки, сопровождаемой наглыми, и несомненно лживыми, учительскими кляузами, его наотрез не выпустили из дома на законную привычную вечернюю прогулку. Стресс ударил по всему, по чему только возможно. И это при том, что у мальчика имелся один маленький пунктик, который с годами так и не прошел. Иногда, правда, скрывался на некоторое время, но вскоре неизменно возвращался. Так Максим тащил его как крест через всю свою жизнь.

А суть того пунктика состояла в том, что он совершенно не мог без напряжения общаться с девочками, потом с девушками, позже с женщинами. А если уж какая понравится, тогда вообще – тормоз срабатывал с неимоверной силой. Нет, конечно говорить и шевелиться он был способен, только движения становились неуклюжими, а речи несвязными. Он изо всех сил старался быть крайне вежливым, скромным, кротким, старался держать себя в рамках эстетического приличия, и никакое противодействие не смогло бы выпихнуть его из этих рамок. И из-за всех этих обстоятельств язык его не смог бы повернуться в ту сторону, в какую ему очень хотелось. Он наблюдал, как другие мальчики легко варьировали словами, невесомо гарцуя на канате красноречия, загибая его в нужное им русло. Макс восхищался такой словесностью, но с собой ничего поделать не мог. Он видел, как другие особи его же пола могут себе позволить время от времени схамить, схохмить, сослюнтяйничать, порой, в шутливой или даже в прямой форме. И это им запросто сходило с рук. Себе же подобного издевательства над слабым полом он позволить не мог. И, как не странно, девочки отдавали предпочтение кому угодно, но не ему. А он их любил! Разве ненормально относиться искренне трепетно к противоположному полу. А еще его прямо-таки бесила (правда тихо, в себе) неприкрытая лесть и откровенная ложь его соратников по полу. И опять парадокс! – девочкам это нравилось. Они внимали и верили банальным уловкам. И казалось, чего стоит запеть про звезды и вечную весну… Но он не мог переломить себя, просто не умел, да и не хотел врать. Врать открыто, беззаботно, не веря ни одному произнесенному слову. Врожденная скромность и порядочность брали в нем верх.

А ведь он рос неглупым мальчиком, и с внешностью все было в порядке, играл на гитаре, сочинял стихи. Но в самый неподходящий момент как из-под земли вырастал тот, кто мог это сделать летя, лучше него, не прилагая при этом никаких усилий. И, подкрепляя это вьющейся лестью и сладким враньем, оставлял Максима у себя за спиной.

Макс никогда не умел подойти первым, завязать пустой разговор. Друзьям с ним было нескучно, порой даже очень весело. Но с девушками у него происходило замыкание. Он не мог пошутить, легко рассказать даже заученный анекдот, заполнять эфир словесной веселой ничего не значащей лапшой. И все это несмотря на то, что в кругу парней он вел себя вольготно, был остер на язык и находчив. Не стоит думать о неформальной ориентации. Он натурал, от корней волос до мозга костей.

Наверно, от любви к слабому полу и глубокому к нему уважению, Максим не позволял себе вольностей, конролировал каждое свое слово и поведение, не догадываясь, что порой от него с трепетом ждали обратного.

После первичного, поступив в логично-последовательное учебное заведение, на втором курсе он скоропостижно женился на Тоне. Но опять же не он добивался ее долгое время, не он отбивал ее у кого-либо, борясь за свою любовь. Это она выбрала его из всеобщей массы по только ей ведомым приметам. И вот только тогда случилась вся обязательная в этот период романтика. Только тогда, когда он был полностью уверен, что его не отвергнут, что он первый и единственный… любимый. Тут он уж развернул душу! Были и ночные гуляния, катания под луной на лодке, вальс с шампанским, поездки на экскурсии в другие города, походы в театры, музеи и на выставки. Даже мороженое в кинотеатре было слаще патоки.

И плавно жизнь его перетекла в новый статус. Все происходило естественно, так, как должно было быть. Иной ход событий даже не представлялся. Тоня стала для него всем. Он же отвечал ей полной взаимностью. Все его внимание и забота принадлежали только ей. Учеба училась, работа работалась, дети росли. Всякое, конечно, случалось. Но никогда ничто не переходило рамки приличия и взаимного уважения.

Естественно, Максим замечал и других женщин, но хоть какой-нибудь малейший повод для ревности был закопан под большим камнем, поросшим зеленым мхом. Этот повод не мог не прогуливаться время от времени в темных закоулках его сознания, но никогда Максим Витальевич не позволял ему вылезти оттуда.

Плавно понятие «молодой человек» перетекло в понятие «мужчина средних лет». И таким мы видим его едущим в загородном автобусе на обожаемую, но очень редкую рыбалку, которая состоится близ дачи его семьи. Дети все реже сюда наведывались, а если и бывали со своими компаниями, то старались появляться в отсутствие родителей. Ехал Максим Витальевич в полной уверенности на уединение.

Вообще, старым он себя не считал. Наоборот, был уверен, что еще крепкий привлекательный мужчина. И если бы вдруг какая-нибудь симпатичная попутчица ему улыбнулась, то……. Этот пунктик незамедлительно бы проснулся, и все продолжало бы идти так же гладко, прилично, интеллигентно, безмолвно.

Вот такая мысль без окончания посетила на мгновение Максима Витальевича. А вид из автобуса только восхищал нашего героя, и тот предвкушал наилучшее времяпровождение. Земля вокруг просыпалась после тёплой летней ночи, и вся природа с вожделением радовалась этому событию. Целомудренный солнечный свет играл на каждом листочке, на каждой травиночке. И даже придорожные камешки, казалось, улыбались всему вокруг. Про такую погоду изпокон веков говорят – «Займи, да выпей», но Максим на такую слабость не поведётся. Не такой он человек. Эдак можно всё пропустить, всё испортить. И тогда вся эта красота пройдёт стороной, и ничего не заметишь, а точнее всё упустишь. Для того и жизнь дана, что бы её увидеть, да разглядеть получше.

На таком радужном подъёме он добрёл до своей дачи. Всё было в порядке. Кусты не помяты, цветы не сломаны, растут себе. Надо бы домой жене захватить букетик свежестью дышащий. Замок на доме не сломан, окна целы. От грядок они давно отказались, оставили парочку для простейшей зелени. Дача, слава богу, в порядке. Максим зашёл в дом, достал удочки, приготовил их. В углу двора торчала труба с краном, рукомойник, так сказать. Водичка там немного капала при закрытом вентеле. Соответственно под ним землица была влажная. Чуть копнёшь – и полно рыбьей приманки. Виталич добыл червей, поместил их в железную банку и, прихватив удочки и рюкзак, поспешил к пруду.

И вот он уже на бережку. Узкая песчаная жёлтая ленточка пролегает по краю озера, как бы разграничивает синеву воды от зелени травы. Какая благодать! Царственную тишину свежего утра нарушают высокими нотками весёлые птички, лаская слух. И время от времени тихие всплески беспокоят безупречную гладь озера ровными мягкими кругами. Лепота! Максим Витальевич присел на раскладной стульчик, закинул удочки и погрузился в природу. Рядом пропрыгал лягушонок, и, казалось, сейчас спросит «Дядя Максим, можно я с тобой здесь посижу?» Вдалаке за озером с дерева на дерево ловко прыгала белочка, приглашая порезвиться вместе с ней. Глаз радовался, душа пела.

К середине дня в восьмисотграмовой банке из под маринованных огурчиков у Виталича плескалось несколько мелких рыбёшек. Ветерок стал угрожающе усиливаться. Может не на долго, а может… Кто знает? Грудь к тому времени уже наполнилась свежестью и свободой вдоволь. Пора было сматывать удочки. Он собрал остатки захваченного хлеба, раскрошил и кинул в воду. Посмотрел на банку, заглянул в глаза пойманным рыбкам и отпустил их в родную стихию. Жарить их было глупо, а к ухе Максим относился равнодушно. Как-то привёз с рыбалки единственного карасика, это был весь улов, но жирный кот Бегемот только поиграл им, затаскав по всей квартире, а есть не стал. Собрав удочки и другие пожитки, наш рыбак направился к своей усадьбе. Там он не задержался, только поставил удилища на место, и пошёл на обратный автобус.

На остановке стояло несколько человек. Максим взглядом выделил девочку-девушку, стоявшую с большой сумкой в одиночестве. Он дошёл до остановки и с нескольких метров стал наблюдать за ней. Ничего удивительного в том, что его взгляд выбрал самый симпатичный объект для любования из всего, что было вокруг.

Это была девушка невысокого роста, с тёмно-русыми длинными волосами с парой незатейливых заколок, с чистыми светлыми глазами, носиком чуть с горбинкой и живыми накрашенными губами. Одета она была по-городскому, но сквозила некая неловкость. Подойти и заговорить с нею было не в его правилах, основанных на всё том же пунктике. Он бы с удовольствием, но ничего хорошего из этого не получилось бы. Возможен только конфуз, который создаст неудобную ситуацию, а предстояло ещё не один час ехать вместе в одном автобусе.

Вскоре подошёл ожидаемый транспорт, и Максим Витальевич, пропустив всех, взошёл в салон. И… О боже… Кошмар…!!! Единственное свободное место было рядом с этой девочкой. Судьба не оставила вариантов. Стоять весь путь для него интереса не представляло. Он подсел с некоей опаской – не дай бог прикоснуться, что она может подумать?

Некоторое время ничего не происходило. Она смотрела в окно, любуясь пробегающим пейзажем, а он даже этого не смел делать, поскольку надо было бы поворачивать голову в её сторону. И Макс тупо уставился перед собой.

Спустя минут 10, она резко повернулась к нему и спросила – «Вы до конца едите?» Он шарнирно задвигал головой и изрёк – «А-а, гм, ага». – «И я до конца» - сказала она, явно намереваясь поговорить с нестарым ещё человеком, хотя разница возрастов проглядывалась приблизительно как один к двум. Макс теперь не мог оторваться от её лица, стеснялся, краснел, но взор не отводил. Такая юная, свежая, не краса писаная, конечно, но очень симпатичная. Он находил прелести во всех ямочках или детских ещё припухлостях её кричащего своей невинностью лица. Опустить взгляд ниже, чтобы оценить не только лицо, он просто не смел. Смотрел и восхищался. А пауза затягивалась, достигая неприличного размера, она всё ждала разговора. А он… не знал что сказать, счастлив бы был, но не знал, в голову совсем ничего не приходило. «Как ты прекрасна, как чудесно горят твои глаза…» вроде как не своевременно, да и пошло как-то. Про дежурную погоду, как-то банально, да и с чего бы? Не про футбол же, право слово, в котором он и так ничего не смыслил.

И вдруг, откуда-то из-под корки черепа вырвалось – «А вы любите ландыши?» И не пошло, и не банально, а главное не грубо. Её глаза от напряжённого ожидания расплылись в томительной улыбке. И Остапку понесло. Диалог для него складывался до удивления великолепно – она говорила и говорила, ему только оставалось время от времени вставлять одобрительные междометия и вовремя кивать в знак полного и глубочайшего взаимопонимания. Вскоре он до того «охамел», что опустил взор ей на грудь. Но, когда «хамство» стало набирать ещё большие обороты, он в один миг ощутил все непонятно-неприятные чувства, вплоть до физического - больно кольнуло безымянный палец правой руки. У неё на том же пальчике красовалось обручальное колечко. Некоторое время он сидел с открытым ртом, уставившись на её руку, усваивая увиденное. То, что у него подобное украшение, это его мало волновало, но у неё… она так молода, свежа, невинна…??? То, что она говорила дальше, треща как пулемёт, он уже не слышал. И только спустя некоторое время спросил – «А давно ты замужем?» Девушка остановилась, посмотрела выразительно и изрекла – «Давно, уже больше месяца». И, не снижая темпа, поведала, что родилась и прожила всю свою жизнь в посёлке, соседнем с его дачным. Что случайно на каком-то празднике у подруги познакомилась с парнем из города. Что это судьба. Что вскоре они поженились, и теперь она живёт с ним, его мамой и отчимом в 2-х комнатной квартире в городе. Что мама у мужа хорошая, а отчим враг номер один. Что пока не работает, а к родителям ездит иногда навестить, а они её нагружают всякими банками с солениями… Про между прочим, передавая какой-то диалог, назвала себя Катей. Он же в свою очередь себя не называл, не из таинства, просто, не спрашивала.

За таким разговором они скоротали весь путь. А по приезду, выйдя из автобуса, растворились в разных направлениях. Внутри у Макса поселился чёртик, который, посмеиваясь, топтал ногами надоевший пунктик. Было легко и радостно. Он же непринуждённо, более двух часов вёл беседу с прелестной девушкой. Домой он вошёл в смешанных чувствах. Антонина Валентиновна, сразу что-то почуяв, осведомилась – «Что случилось?» Он ответил, что ничего, просто день выдался хороший…

И всю неделю душа его куда-то тянула, звала и тянула. Он не находил себе места. Что-то неизвестное происходило в нём, какая-то необъяснимая химическая реакция то ли шипучего, то ли взрывчатого свойства. Ему было одновременно и радостно и грустно. С трудом дождавшись следующей субботы, он, отложив какие бы то ни было набежавшие дела, аж с самого утра стал готовиться к рыбалке.

Макс ни на что не надеялся, такое совпадение невозможно, смешно даже предположить. Ведь снаряд дважды в одну и ту же воронку не попадает. Но всё же он очень надеялся, что они с Катей опять случайно встретятся.

Воскресным ранним утром он прибежал на остановку пригородного автобуса аж за сорок минут до его отхода. Стоял, озирался, постоянно посматривал на часы. Время шло, но тщетно, чудес не бывает. Уже осталось три минуты, две, одна… Максим Витальевич вступил в автобус, он был почти пуст, и сел на то сидение, на котором они сидели вместе. Шофёр завёл мотор, потянулся к кнопке закрытия двери.

…И тут влетела Катя! Румяная, задыхающаяся, нежная. Без колебания подбежала к нему – «Здравствуй!» Это был переход на «ТЫ». – «Привет!» - только и смог вымолвить Максим, взорвавшийся внутри уже нежданной радостью. И опять, что-то мешало говорить. Ведь, по сути, ничего между ними не было.

- А я опять к маме еду.

- А я опять на рыбалку.

Тишина, только шуршание шин по пригородной трассе.

- Мне очень понравилось, как мы с тобой в прошлый раз ехали. – сказала она, прижалась, взяв под руку и положила голову ему на плечо, закрывая глаза.

- Мне тоже… очень.

Всю дорогу она мирно дремала, а он судорожно думал – «Что дальше?» Так, не произнеся более ни слова, они доехали до нужной остановки.

И тогда, набравшись мужества, он изрёк – «Пойдём, я покажу тебе мою фазенду». Она радостно вскинула ресницы, сделала паузу и тихо сказала – «Пойдём!»

Они молча подошли к дому. Всё было в порядке. Цветы не тронуты, деревянная лестница лежала на месте вдоль дома, дверь не взломана, из крана методично медленно капает вода. И тут, как шрапнелью в голову, пронеслась мысль – «Ключ! Не взял, забыл!» Он совершенно не помнил, чтобы доставал его дома из коробки из- под конфет с дачными документами. Так торопился. Механически сунул руку в карман – тёплый ключ лежал себе не волнуясь. «Ух, наверное в прошлый раз выложить забыл».

Они вошли в дом. Как полагается, вперёд он пропустил её. Зашёл следом, прикрыл дверь. Катерина стояла спиной к нему и осматривалась. Макс тихо подошёл к ней сзади и обнял за плечи. Она чуть задрожала, но осталась стоять неподвижно. Он гладил её по волосам, по плечам, по спине. Нежно снял с неё плащ. Катя повернулась, глаза её горели. Их губы медленно сблизились и слились воедино.

Что происходило дальше, никто из них не помнил и не отдавал себе отчёта. Только ласки, слёзы радости, горячие тела. Они знали, что у обоих это впервые – потеря девственности посредством супружеской измены. И не испытывали страха, стеснения, каких-либо угрызений. Зачем Макс на это пошёл, он не знал, и не хотел об этом думать, во всяком случае сейчас. Она тоже ни о чём в эти минуты не думала и не могла. Но прежде её манило что- то неизведанное, сокровенное, очень любопытное.

…А они не могли остановиться. Забыв усталость и голод, вливались друг в друга и не могли насытиться.

Но всё же во второй половине дня, ближе к вечеру, голод дал о себе знать, а за этим стало происходить просветление в сознании.

У неё начала слегка просыпаться совесть перед мужем, но сожаления не было…пока.

Он же увидел диван, их с Тоней диван, который они привезли из старой квартиры, их первый диван. И неприятные чувства волной затопили его верхнюю часть головы.

Наскоро перекусив тем, что привезли с собой, они собрались и вышли из дома. До автобуса оставалось ещё минут сорок, и Катя побежала домой за очередными банками.

Он срезал два букета со своей клумбы и, не спеша, побрёл на остановку.

Они тихо сидели всю дорогу рядом. И никто не осмеливался прервать шорох шин.

По приезду вышли из автобуса, с минуту постояли, глядя друг другу в глаза. Катя хотела чмокнуть его в щёку на прощание, но передумала. Они взялись за руки и тут же медленно опустили их. Каждый повернулся в свою сторону и двинулся в своём направлении.

Катя дошла до ближайшей урны и опустила туда подаренный Максом букет.

Доехав до дома, Максим Витальевич окончательно взял себя в руки. И радостно вручил дачные цветы супруге, когда она открыла ему дверь.

И всё пошло своим чередом. Пунктик весело, как ни в чём не бывало, бегал по клеточкам.

А через неделю Виталич на рыбалку не поехал, нашлись более важные дела.

11.03.2008